– Зато у меня такое оружие есть, капитан, – раздался чуть хрипловатый голос из-за перегородки.

Дверь во вторую часть блиндажа с легким скрипом открылась, и в комнате появился уже немолодой офицер в чине подполковника. В руке он сжимал пистолет, который вычислитель немедленно распознал, как «Лахти L-35». Да, действительно экзотическая штука для этих мест. Откуда только товарищ Лиховцев его выкопал?

– Трофей, еще с финской кампании, – словно услышав мой немой вопрос, пояснил подполковник, – Ну что, боец Нагулин, у тебя три…, хотя ладно, пять минут. Патроны, ты уж извини, я тебе не дам, но если разберешь-соберешь и объяснишь, зачем какая деталь нужна, считай, один вопрос ты снял.

Судя по хитрой ухмылке Лиховцева, была в конструкции этого пистолета какая-то заковыка, на которую подполковник надеялся меня поймать.

– Разрешите, товарищ подполковник? – протянул я руку к оружию.

– Бери, за тем и принес.

Я взял в руки с виду грубовато сделанный пистолет, внимательно осмотрел детище финского оружейника Аймо Лахти и приступил к его разборке. Для начала оттянул пальцем защелку на нижней части рукоятки и извлек магазин на восемь патронов, пустой, естественно. Вновь изобразил сосредоточенное изучение незнакомого оружия, опустил вниз найденный на левой части корпуса стопор, отделил от рукояти блок ствола, сдвинув его вперед, и обратным движением извлек из него затвор. Дальше я снова ненадолго впал в задумчивость, рассматривая частично разобранный пистолет. Собственно, для неполной разборки осталось извлечь небольшой П-образный замыкающий блок, что я и проделал на глазах поскучневшего особиста и явно заинтересовавшегося моими успехами Лиховцева.

– С неполной разборкой, как я понимаю, все, товарищ подполковник, – доложил я, – Если будем делать полную, то мне понадобятся соответствующие инструменты.

– Полную разборку делать не будем, но ты должен ответить мне на один вопрос, – внимательно посмотрел на меня Лиховцев. – Вот эту полукруглую деталь видишь? Что это и зачем она нужна?

Я с минуту вертел в руках раму со стволом, внутри которой на подпружиненном штифте крепилась указанная подполковником полукруглая штуковина сложной формы с множеством вырезов и канавок.

– С финской, говорите, привезли, товарищ подполковник? – уточнил я у Лиховцева.

– Ну, да, с финской. С убитого офицера бойцы сняли у озера Толвоярви, – по лицу подполковника пробежала тень. Видимо, воспоминания о тех днях были для него не слишком приятными1.

– Тогда понятно. Пистолет этот, судя по всему, разрабатывался специально под условия крайнего севера, потому что надежности всех узлов и механизмов, а также защите от грязи и низких температур конструктор явно уделял повышенное внимание. А деталь эта нужна для ускорения отката затвора – это повышает надежность срабатывания автоматики при стрельбе в тяжелых погодных условиях.

– Ни хрена себе… – подполковник явно был поражен до глубины души, и пока я в обратном порядке собирал пистолет, лишь молча наблюдал за моими действиями.

– Отпусти его, капитан, под мою ответственность. Боец и впрямь уникальный, и мне такой в полку до зарезу нужен, особенно сейчас. Верни ему ту немецкую пушку и вместе с остальными, кто с ним был, выдели в распоряжение штаба. Это, считай, наше единственное серьезное противотанковое средство на данный момент. А проверить остальные его слова ты еще успеешь, когда к своим выйдем.

– Товарищ подполковник, – возмутился капитан, – сержанта разрешите у себя оставить? Он из войск НКВД, а у меня людей не хватает.

– Сержанта забирай, – отмахнулся Лиховцев, – Все, Нагулин, свободен.

Подполковник собрался было уже вернуться в свою часть блиндажа, но я не мог отпустить его просто так.

– Товарищ подполковник, разрешите доложить?

– Что у тебя, Нагулин? – обернулся командир окруженцев.

– Товарищ сержант наверняка сообщил товарищу капитану о том, что я могу слышать работающие моторы и другие звуки, сопровождающие передвижение войсковых колонн, с гораздо большего расстояния, чем большинство людей.

Лиховцев бросил взгляд на капитана, и тот молча кивнул.

– Продолжай, – разрешил мне подполковник.

– В ожидании своей очереди на допрос я внимательно слушал, что происходит в окрестностях нашего леса. Лагерь в основном спит, канонада тоже стала ночью не такой громкой, и в редкие моменты затишья я отчетливо слышал, как по окрестным дорогам к нашей позиции подтягиваются немецкие войска. Тяжелой техники я услышал немного, но, как минимум, три танка в одной из колонн шли. Остальное – в основном грузовики. Всего, по моим прикидкам, к нам выдвинулся усиленный пехотный батальон. С рассветом пехота начнет прочесывать лес. Если они натолкнутся на серьезное сопротивление, сразу прекратят продвижение, но контакт разрывать не будут, а дальше вступит в дело артиллерия, минометы и, возможно, те бомбардировщики, которые уже отметились здесь вчера вечером.

– Бред какой-то, – категорично заявил капитан, – как можно все это расслышать с такими подробностями? Я еще сержанту этот вопрос задавал, и он так и не смог объяснить…

– Подожди, капитан, – Лиховцев выглядел задумчивым и сильно обеспокоенным, – я слышал, что говорил сержант, и то, о чем сейчас доложил Нагулин, мне очень не нравится, хотя звучит это все, согласен, не слишком убедительно.

– Товарищ подполковник… – я попытался сказать Лиховцеву, что из леса нужно срочно уходить, если, конечно, уже не поздно, но тот остановил меня жестом руки.

– Свободен, боец. Я твой доклад услышал, а остальное уже наше с капитаном дело.

* * *

Все тот же красноармеец отвел меня к Чежину и Шаркову. Нам вернули оружие и вещи и отвели к новому командиру – лейтенанту Верулидзе. Этот колоритный грузин руководил отделением охраны штаба. Нельзя сказать, что он сильно обрадовался побудке посреди ночи, но принял нас неплохо.

– Да, неслабо приложило вас, – качнул он головой, выслушав мой короткий рассказ о том, как мы здесь оказались и откуда у нас немецкий пулемет и противотанковое ружье.

– Да вас, товарищ лейтенант, похоже, тоже изрядно потрепало, – ответил Шарков, обведя взглядом лагерь.

– И не говори, – в голосе Верулидзе слышался едва различимый акцент, но слова он выговаривал правильно, и достаточно сложные предложения строил без всякого напряжения, – с седьмого июля, считай, в непрерывных боях. Нормально, в целом, дрались, но прет немец… Откуда только столько техники у него? И воевать умеют, не отнимешь. В конце месяца только фронт развалился. И до этого, конечно, отступали, но окружений удавалось избегать, и контрудары сильные наносили. А потом…